Первое дело слепого. Проект Ванга - Страница 96

Когда дверь за ним закрылась, сосед по имени Федор повел себя довольно странно. Нисколько, по всей видимости, не напуганный грозным предупреждением Баркана насчет казенного имущества, он выпростал из пижамных штанов подол нижней рубахи и двумя резкими движениями оторвал от него небольшой лоскут. Лоскут он сначала пополоскал в коньячной луже, дав ему пропитаться насквозь, а потом бережно уложил в полиэтиленовый пакет из-под апельсинов вместе с парой кусков битого стекла. Пакет он старательно завязал узлом, чтобы драгоценная влага не испарилась, и сунул в карман пижамы. Завершив эти странные манипуляции, Федор наконец приступил к порученному ему делу – тщательно подобрал все до единого осколки, завернул их в газету, сунул газету в мусорную корзину, а потом вытер насухо коньячную лужу, споласкивая и отжимая носовой платок над раковиной умывальника. Закончив, он открыл форточку, давая выветриться острому запаху спиртного, простирнул платок с мылом, хорошенько отжал, встряхнул, расправляя, и повесил сушиться на спинку кровати. Вид у него при этом был деловитый и озабоченный, как у занятой уборкой домохозяйки. Сунув за щеку ломтик колбасы и рассеянно жуя, он выглянул в окно, откуда была видна дорожка, ведущая наискосок через больничный парк к расположенному за оградой, прямо через дорогу, магазину. По дорожке в направлении больничного корпуса торопливо ковыляла нелепая фигура в чересчур просторном больничном халате, бережно прижимая к боку припрятанный под полой контрабандный груз. На всякий случай Федор вгляделся внимательнее, хотя и так знал, что это не Баркан, – прошло слишком мало времени, чтобы корреспондент со своими сломанными ребрами успел обернуться в оба конца.

Убедившись в своей правоте, Федор вышел из палаты и двинулся по коридору к работающему телевизору.

По телевизору шел какой-то боевик. Свет не горел, и замершие в напряженных позах, озаряемые синеватыми бликами экрана больные немного смахивали на постояльцев морга, которых пьяные санитары шутки ради рассадили по стульям. Отыскав нужного человека, с левой рукой на перевязи и с головой, похожей на марлевый шар с прорезями для глаз и рта, Федор присел рядом с ним на свободный стул. В полумраке никто не заметил, как завязанный узлом полиэтиленовый пакет перекочевал из рук в руки.

– На экспертизу. Срочно, – едва слышно произнес Федор, и марлевый шар медленно качнулся в знак того, что приказ услышан и понят.

Глава 17

На следующий день, едва дождавшись ухода жены на работу и с почти неприличной поспешностью выпроводив из дома дочь, Валерьян Модестович Кушнеров сразу же метнулся к телефону. Сорвав трубку, услышав гудок работающей линии и уже нацелив указательный палец в первую из нужных ему кнопок, господин главный редактор замер в нерешительности, не отваживаясь набрать номер больницы. Звонить было страшно, но и оставаться в неведении Валерьян Модестович больше не мог. Он быстро набрал номер и нервно облизал губы, слушая потянувшиеся в трубке длинные гудки.

Ждать пришлось довольно долго: в больнице, как всегда, не торопились снимать трубку. Наконец грубый женский голос на том конце провода неприязненно произнес:

– Справочная!

– Здравствуйте, – сказал Валерьян Модестович. – Меня интересует состояние больного Баркана.

– Отделение, палата? – еще неприязненнее спросил женский голос.

Усилием воли подавив предательскую дрожь в голосе, Кушнеров выдал требуемую информацию. В трубке послышался шорох – дежурная медсестра копалась в бумажках.

– Алло, вы слушаете?

– Да, – с трудом выдавил Кушнеров, точно зная, что последует за этим.

«Умер» – вот что ему должны были сейчас сказать.

– Состояние нормальное, – сказала сестра. – Какое у него может быть состояние? Подумаешь, травма – два ребра сломал! Только зря место занимает…

– Простите, – непослушными губами с трудом пролепетал Валерьян Модестович, – а вы уверены? Ошибки быть не может?

– Откуда я знаю? – злобно огрызнулась сестра. – Что у меня тут написано, то я вам и говорю.

– Но он не умер?

– Чего?! Вы что, молодой человек, пьяный? С утра пораньше зенки залил и развлекаешься?

– При чем тут зенки? – слабо запротестовал Кушнеров. – Просто у меня было… ну, словом, нехорошее предчувствие.

– Предчувствие, – с неимоверным презрением передразнил женский голос. – Пить надо меньше, чтоб по ночам кошмары не мучили!

На этом разговор прервался – на том конце провода со звоном и лязгом бросили трубку. Мимоходом Кушнерову подумалось, что его собеседница, по всей видимости, не очень-то счастлива в семейной жизни, коль скоро полагает всех без исключения мужчин законченными алкоголиками. А сама она, судя по голосу и манере разговора, относится к той разновидности вечно всем недовольных дам, из-за которых многие мужики уверены, что все бабы – стервы, кровососы и вообще не люди, а некие злобные создания, приставленные к ним, мужикам, за вполне понятные и простительные грехи молодости, из коих самым большим была глупость, некогда погнавшая их в загс…

Размышляя об огорчительном неумении большинства людей ладить между собой и находить компромиссные решения спорных вопросов, Валерьян Модестович незаметно для самого себя одну за другой хлопнул подряд две рюмки коньяку. Нервы у него от этого немного успокоились, в голове прояснело, и он обнаружил, что уже, оказывается, может думать о деле, даже не хватаясь при этом за сердце.

Собственно, думать тут было нечего. Если Игорек действительно каким-то чудом уцелел, отведав угощения, приправленного смертельной дозой снотворного, которое Кушнеров позаимствовал из богатых запасов своей супруги, значит, журналист родился в рубашке, а Валерьяну Модестовичу повезло не взять на душу грех. Вот только повезло ли? А что, если весь коньяк каким-то образом употребил его сосед по палате? Да и зачем это – весь? Ему было достаточно выпить рюмочку раньше Баркана, и тогда…